Спасти рядового

Спасти рядового

22 февраля 2015

Как маленькая женщина выиграла большую войну 

Военная пресса называла фронтовых медсестер «ангелами-хранителями
на полях сражений». Нина Дмитриевна Мухатаева в годы Великой Отечественной войны жила на Дальнем Востоке, и ее военные будни закончились в сентябре 1945 года на «сопках Маньчжурии». После войны переехала в село Кинель-Черкассы Самарской области. Всю жизнь она отмечает День Победы дважды – 9 мая и 2 сентября, когда, после подписания пакта о капитуляции Японии, завершилась Вторая мировая война.

Людмила КРУГЛОВА, Ирина СЕДЫХ (фото)

И тыл, и фронт
Нине Дмитриевне сейчас 96 лет. Возраст немалый, но время ее настолько пощадило, что диву даешься. Энергичная, словоохотливая – «воплощение бодрости духа» – она рассказывает о войне так, как будто это было вчера. Справедливо обижается на государство, что мало говорят о войне с Японией, а «там ведь сражались 18-летние мальчишки, 1926 года рождения, и полегло их в Приморье великое множество».
В 1941 году Нине Казаковой (Мухатаевой) исполнилось 23 года. Ее жизнь во Владивостоке складывалась удачно: после сиротского детства получила высшее образование, вышла замуж по любви. Муж – начальник морского порта – холил ее и лелеял, дом – полная чаша: икру ложками ели, кету бочками засаливали, рыбы было вдоволь – и морской, и амурской. Словом, купалась в достатке. Работа в бухгалтерии нравилась, но, будучи человеком деятельным, Нина стремилась объять необъятное. Научилась вязать крючком, потом для общего развития решила пройти 6-месячные курсы медсестер. В марте получила «корочки». А в июне началась Великая Отечественная война.
«И мне сразу пришла повестка, – говорит Нина Дмитриевна. – Но у меня был маленький ребенок и беременность, поэтому мою отправку на фронт отложили. Осенью призвали мужа, и я осталась одна с двумя детишками. Жизнь переменилась в одночасье: исчезли в магазинах продукты, продовольствие шло на фронт. В тылу – работа с утра до ночи. Днем я по-прежнему трудилась в конторе, а с 5 вечера вставала за станок на тарном комбинате, сменяя 13-летнего парнишку. Если опаздывала на последний автобус, который отправлялся в 12 ночи, ложилась тут же, в цехе, на стружки. Переночую, душ приму и в контору. И так каждый день. Одна радость: письма от мужа. Он писал: «Все хорошо, в боях не бываем». Мечтала: вот-вот вернется и заживем, как прежде».
В 1943 году ее вызвал военком. Она пришла. Он посмотрел на нее испытующе и сказал:
— Мужа примешь? Он ведь без рук – без ног остался.
— О чем речь? – Нина возмутилась. – Дай мне людей, пусть помогут до дома донести, я ведь одна его не подниму.
— И жить с ним, с таким, будешь? – допытывался военком.
— Еще как буду! Мне больше никого не надо!
Военком некоторое время сидел молча. Потом бросил на стол похоронку. «Иван Антонович Казаков погиб в уличных боях Сталинграда». В месте, где совершился великий поворот во Второй мировой войне.

Стрелять было некогда
Спустя пару месяцев, когда Нина Казакова после страшного известия стала приходить в себя, вновь пришла повестка. На этот раз она была полна решимости. Подумала: «Попаду на Запад – хоть одному фрицу, но отомщу за мужа».
Но судьба распорядилась иначе, и она в составе медсанчасти была отправлена на приграничную заставу. В связи с осложнившейся обстановкой на границе с Маньчжурией сюда подтягивали войска дальневосточных пограничных округов. Здесь на боевых орудиях советских воинов было крупными буквами начертано: «Смерть самураям».
Нина Дмитриевна вспоминает, что немало ее подруг – медицинских сестер погибло на границе. «Там чего только не было: помимо стрельбы и взрывов, япошки и ножи метали, и пускали боевые отравляющие вещества. Фашисты жестокие, но и эти не лучше».
Худо-бедно, дослужилась до 9 мая 1945 года. Радость была огромнейшая: войне – конец, пора домой собираться! Вдруг в 4 утра всех поднимают – и на передовую. Начались беспрерывные ожесточенные бои, те самые, в ходе которых в кратчайшие сроки была разгромлена Квантунская армия и, как следствие, отвоеваны Южный Сахалин и Курилы. К началу маньчжурской операции в Приморье с «Большой земли» были переброшены значительные войсковые части советских Вооруженных Сил.
Нина Дмитриевна прерывает военную риторику:
«Я была на встрече с отрадненскими школьниками, и один мальчишка спрашивает: «А вы хоть стреляли»? – «Милый ты мой, –
отвечаю. – Нам стрелять было некогда. И оружие мы с собой не брали. Мы раненых спасали, а их было столько, что спать приходилось на ходу. Тащу на себе воина, а у самой глаза слипаются. Кругом стрельба, пули свистят, а ты пробираешься к раненому, чтобы вынести его с поля боя. Перекатываешь солдатика на плащ-палатку, сама ползешь и его тянешь за собой в укрытие. Там –
походный госпиталь, то есть обычная палатка с медицинским инструментарием. Тут его режут, быстро делают операцию, потому что за ним – конвейер раненых. Иногда и без наркоза оперировали, но ребята были крепкие: кровью истекают, но молчат, терпят. А я тем временем – опять на передовую».
Была ли какая-то особая тактика поведения в условиях сражений? Нина Дмитриевна отвечает, что боевой тактике, конечно, учили, но медицинским сестрам она не пригодилась. Тактика – это своего рода расписание, а в бою расписаний не бывает: рядом взрывы, и тактика одна – поскорее спасти воина. Ну, и успокоить солдатика, найти слова, которые облегчили бы его мучения, придали сил. Психологически девчонки были подготовлены и к крови, и к смерти, хотя это мало помогало. Доведенная до автоматизма фронтовая работа не иссушала девичьих сердец – все равно плакали, когда, например, на твоих руках раненый умирает, не дожив буквально несколько метров до «операционной».

Здравствуй, сестричка
На фронте Нина Казакова получила тяжелую травму позвоночника. Выносила с поля боя раненого, и он оказался ей не под силу. Солдата спасла, его зашили, перебинтовали, а сама уже встать не смогла. Через некоторое время он пришел к ней в госпиталь, «здоровенный, высоченный», посмотрел и удивился:
— Как же ты, синичка, меня дотащила?
— Значит, не синичка, а орел, — ответила Нина и, превозмогая боль, засмеялась.
— Смех у тебя красивый, – заметил военный. – Я тебя по этому смеху хоть где найду.
С тем и расстались.
«Прошло время после войны, я кое-как поднялась на ноги, вернулась домой, – вспоминает Нина Дмитриевна. – Однажды встретила племянницу на улице, стоим, разговариваем. Что-то она сказала смешное, я захохотала. Видим – идет к нам навстречу высокий, интересный мужчина. Я подумала, что это ее кавалер. А он меня подхватил в охапку: мать ты моя родная, неужели забыла, что жизнь мне спасла? Сколько же я тебя искал по всему Приморью! А тут смех услышал и нашел!»
Еще одна знаковая встреча случилась в Москве, когда уже не один десяток лет после войны прошел. Стояла в очереди за билетом на поезд. Вдруг кто-то тронул ее за плечо: «Нина, здравствуй». Обернулась – незнакомый человек. «Я вас не знаю», – говорю. – «Правильно, – согласился тот. – Ты нас всех и не могла запомнить, сестричка. Нас у тебя много было, а ты у нас одна. И мы тебя забыть не сможем. Такая маленькая с виду, а скольких спасла от смерти».
В логике войны все предрешено, и любой солдат, даже самый оптимистичный, самый бывалый, прошедший километры пыльных дорог, изрядно понюхавший пороху, всякий раз шел на битву, как в последний раз. По словам Нины Дмитриевны, очень многие бойцы – комсомольцы, коммунисты, атеисты – носили крестики или небольшие образки. И в бой шли со словами: «Спаси меня, Боже». Поэтому, конечно, эти девчушки для них были и остались ангелами-хранителями на полях сражений.

Две победы
После войны Нина вышла замуж, стала Мухатаевой и обосновалась на родине супруга, в Кинель-Черкассах. Работа, связанная с нервными перегрузками, ей была противопоказана (сознание теряла), поэтому о медицине, да и о бухгалтерии пришлось забыть. А вот увлечение молодости – вязание и вышивание – скрасило жизнь: весь дом в нарядных ярких салфеточках. Не сказать, что судьба Нину Дмитриевну баловала, но справлялась: пятерых детей вырастила и выучила, сейчас уж и внуков полно, и правнуков. Все – хорошие. Хотя в целом современная молодежь Нину Дмитриевну огорчает:
«Это не молодые парни и девушки, это какие-то застывшие люди. Пригласили меня на праздник и весь вечер молчком за столом просидели. Я говорю: что же вы ни одной песни не спели? Мы, помню, на границе служили, война, в казарме все занавесим, и спляшем, и споем».
Нина Дмитриевна тут же заводит песню на украинском языке. Покалеченная войной женщина 96 лет поет высоким, сильным голосом о молодом казаке. И кажется, становится понятно, откуда берет начало ее нерастраченная молодость. Она, словно угадав эти мысли, отвечает:
«Я жизнелюбивая. Хотя жизнь любить можно по-разному: можно эгоистически, можно по-хамски, как сейчас принято. От такой любви быстро стареешь. А я люблю по-настоящему, честно, ничего не приукрашивая. Пенсию маленькую получала – не унывала. Чеснок выращивала, по три мешка собирала и в 83 года с рюкзаками и сумками в Самару возила на продажу. Сейчас живу хорошо, но другим сочувствую».
Нина Дмитриевна Мухатаева (Казакова) прошла суровые испытания: нищенское сиротское детство, голод, тыл и фронт. Была октябренком, пионеркой, комсомолкой и коммунисткой. Ни от чего не отказалась и ни о чем не пожалела. А когда солдат с поля боя выносила – понимала, что спасение каждого рядового – это ее собственная победа над вражескими силами. И если говорить о личности в предлагаемых обстоятельствах, то в жизни Нина Дмитриевна Мухатаева выиграла две войны: одну – за Родину, другую – за сохранение человечности в себе.

 

Обсуждение закрыто.