Самарской духовной семинарии – 160 лет
9 сентября 1858 года по решению Святейшего Синода в Самаре открыли духовную семинарию – учебное заведение Русской Православной церкви. Она просуществовала 60 лет, после революции была закрыта, и только спустя три четверти века, в 1994 году открылось Самарское епархиальное духовное училище, которому спустя три года был придан статус семинарии.
Нынешней осенью у семинарии юбилей. Какой она была до революции, как шло ее возрождение и чем занимается сегодня, «Первому» рассказал и.о. ректора семинарии, протоиерей Максим Кокарев.
Светлана ИШИНА, фото предоставлено Самарской Епархией
Время великих
— В 1851 году образовалась Самарская губерния. Создание семинарии было закономерным шагом?
— В 1851 году состоялось и торжественное открытие епархии (тогда она называлась Самарская и Ставропольская), приехал первый епископ, начала формироваться полноценная епархиальная жизнь. Естественно, встал вопрос о собственном учебном заведении. В ту пору территория Российской империи была поделена на четыре крупных учебных округа духовного образования: Москва, Петербург, Киев, Казань. В этих городах были духовные академии. Осенью 1858 года в Самару высадился профессорско-преподавательский «десант» из Казанской духовной академии. Ядро составляли шесть-семь человек, среди них были очень интересные и выдающиеся люди, оставившие большой след в истории нашего региона.
Самым известным из первых преподавателей был отец Валериан Лаврский. Он прошел серьезный путь священника, служил в Самаре до революции 1917 года. Он прожил долгую жизнь: в семинарии учился при Николае I, а закончил жизнь при большевиках. Это уникальный человек, вся его жизнь запечатлена в письмах – он описывает, в частности, 1858 год: как ему живется в Самаре, как он преподает, как гуляет в Струковском саду, какая атмосфера царит в городе… После него осталась огромная переписка, более 1000 страниц.
Большое счастье, что сохранились письма Валериана Лаврского. Как священник он, кстати, мало известен: в основном его знают как однокашника Николая Добролюбова – они учились вместе в Нижегородской духовной семинарии, сидели за одной партой.
Валериан Лаврский переписывался со многими выдающимися людьми своего времени, в Самаре был вторым человеком после епископа. Пережил семерых епископов, при этом оставался простым и доступным человеком, благотворителем – на свои средства открыл в Самаре школу для бедных детей.
Отец Валериан почти четыре десятилетия прослужил в Самаре – до 1918 года. Говорят, у него был такой авторитет, что к нему приходил советоваться самарский епископ Михаил (Богданов). Когда Самару покидали военные части Комуча, он не знал, что делать: рискуя жизнью, оставаться в городе, который вот-вот должны были занять красные, или уходить вместе со всеми. На что отец Валериан, как сохранилось в воспоминаниях современников, ответил ему цитатой из Евангелия: «Пастырь добрый душу свою полагает за овцы своя». Епископ все-таки покинул Самару, а отец Валериан остался.
— Отличалось ли образование в семинарии прошлого века от сегодняшнего?
— Отличалось и сильно. Роль Церкви в ту пору была велика. Приходов было значительно больше: в Самарской губернии к 1917 году – более 1000. Принципиальное отличие духовной семинарии того времени от сегодняшней – в том, что тогда в семинарии учились в основном дети священников. То есть это были учебные заведения для духовного сословия. Вы, наверное, помните, что до лета 1917 года в России существовала сословная система – дворянство, купечество, духовенство… Деление общества на сословия было очень строгим. И хотя в семьях священно-служителей не все дети шли по стопам отцов, но духовное образование получало большинство. Это было образование в самом широком смысле: до определенного возраста дети изучали общеобразовательные дисциплины, а богословие начиналось только на старших курсах.
— То есть для кого-то учеба в семинарии не была свободным выбором?
— Не была! Отсюда такое количество революци-онеров – выходцев из духовной среды: фактически это был их бунт, бунт людей, не желающих подчиняться системе – инертной, нуждающейся в реформировании. К примеру, многие семинаристы мечтали пойти после семинарии в светский университет, а не в духовную академию и не в священники. При Николае I это было практически невозможно. После реформ, когда пахнуло свободой, был принят один из самых свободных уставов духовных учебных заведений, при Александре II ввели выборы ректоров семинарий. И кстати, отец Валериан Лаврский был одним из последних ректоров, кого свободно выбрали на этот пост (еще в Саратове).
— Получается, семинария давала качественное образование, но «образовывала насильно»?
— В какой-то степени так. Кризис семинарий был еще в том, что, по воспоминаниям епископов ХХ века, некоторые семинарии за десять лет, предшествовавших революции, выпустили мизерное количество священников, буквально по пальцам можно сосчитать. Остальные выпускники разбредались кто куда. Понимая, что наступил кризис, на Соборе 1917 года планировали разделить обучение, сделать, помимо семинарий, специальные пастырские школы, в которые брали бы тех, кто хочет быть именно священником и сознательно идет служить в церковь. Но не успели: произошла революция.
— Интересно было бы узнать имена известных выпускников, людей, пострадавших за веру, наверняка такие были, коль скоро семинария пережила Октябрьскую революцию…
— Безусловно. Среди тех, кто возглавлял семинарию, есть даже причисленные к лику святых. Один из таких людей – ректор семинарии с 1902 по 1905 годы отец Вениамин (Казанский). Свою жизнь он закончил в качестве митрополита Петроградского и Гдовского, был расстрелян в 1922 году с другими представителями петроградского духовенства.
Во время Первой русской революции, когда перестали функционировать все светские учебные заведения Самары, семинаристы из солидарности к ним присоединились. И отец Вениамин проявил огромную мудрость: в то время как повсюду студентов отчисляли, он дал возможность молодым людям самим принять решение относительно будущей жизни. Благодаря такой его миролюбивой позиции семинарии удалось избежать бунтов и погромов. Для сравнения: во Владимирской семинарии, в семинариях на Кавказе в то время были настоящие бунты и даже убийства.
Вот один факт: семинаристы пришли к ректору с петицией, в которой требовали разрешить им читать библиотечные книги с грифом «только для преподавателей» и посещать пуб-личные митинги. Чтобы понять, что это было за время, надо вспомнить осаду Пушкинского народного дома на улице Льва Толстого, который с осени 1905-го стал революционным центром города: там ежедневно устраивались диспуты, заседал первый городской Совет рабочих депутатов. По его призыву в декабре в Самаре началась всеобщая политическая забастовка, охватившая большинство предприятий и железную дорогу, работали только аптеки, продовольственные лавки и водопровод. Как раз тогда отца Вениамина перевели в Петербург, и семинаристы, как рассказывали очевидцы, провожали его до Сызрани, гроздьями вися на подножках поезда. Этот факт как нельзя лучше говорит об отношении семинаристов к своему учителю.
Отец Вениамин действительно был очень чутким человеком. Я читал документы: в январе 1905-го, на второй день после «кровавого воскресенья», к нему пришли жандармы и положили на стол фамилии семинаристов, которых задержали в городе за пение революционных песен и антиправительственные лозунги. Их следовало отчислить из семинарии, но отец Вениамин этого не сделал, а досконально разобрался во всем, выяснил, что их, грубо говоря, подбили на этот шаг: напоили, сунули в карманы листовки… Отчислен был только один семинарист, человек действительно революционных взглядов, у которого и старший брат был замешан в митингах. Согласитесь, ну кто из ректоров в те суровые времена стал бы разбираться в столь сложном вопросе? Наверное, мало кто. В 1922 году отец Вениамин (Казанский) принял мученическую смерть и уже в наши дни был причислен к лику святых.
— Какие предметы в ту пору изучали семинаристы?
— На начальном этапе – низшем отделении – российскую словесность, алгебру, геометрию, всеобщую историю, латинский и греческий языки, катехизис, пасхалию, введение в литургику и Священное Писание Ветхого Завета. На среднем отделении – логику, психологию, естествознание, физику, русскую историю, библейскую историю, герменевтику, патристику, Священное Писание Ветхого Завета и древние языки. На высшем отделении – догматическое богословие, Священное Писание Нового Завета, нравственное богословие, пастырское богословие, обличительное богословие, литургику, гомилетику, каноническое право, общую церковную историю, историю Русской Церкви, а также немецкий и французский языки, медицину, сельское хозяйство.
Новые задачи
— Как сложилась судьба семинарии после революции?
— В 1918 году она была закрыта, и только в наши дни, в 1994 году, в Самаре было открыто Епархиальное духовное училище, которому в 1997 году был придан статус семинарии. После перестройки началось духовное возрождение, люди потянулись в храмы, но к началу 1990 года их было всего 19 в области. В советский период, за исключением поздне-сталинского времени, храмы не открывались. Небольшой период послабления был только после войны (видимо, на волне патриотических настроений). По 1949 год в нашей области были открыты 17 храмов: не построены, а именно открыты – там, где не были разрушены. В Куйбышеве открылся Петропавловский храм, не функционировавший с 1938 года: его здание использовали как склады и конюшни. Потом снова наступил период забвения, и только после начала горбачевской перестройки началось строительство. Сразу встал кадровый вопрос: кто-то должен был готовить священников.
В 1993 году Самарскую епархию возглавил молодой руководитель – епископ Сергий (Полеткин), открытие Самарского духовного училища стало одним из первых его дел. Его открыли на улице Радонежской, 2. Это было вполне подходящее здание: до революции здесь была единственная в епархии церковно-учительская школа, готовившая преподавателей церковно-приходских школ. А они, если кто не знает, до революции были основными образовательными учреждениями в России. В ту пору было три вида школ по источникам финансирования – министерские, земские и церковные. Церковные школы, во всяком случае, у нас в Самарской губернии давали очень качественное образование. Здесь уже в ту пору был свой храм, для нас и по сей день это площадка для богослужебной практики учащихся, одновременно и место молитвы, духовной жизни. Мы рады, что получили именно это здание, как принято говорить в народе, место, намоленное поколениями. Символично, что и улица, на которой мы находимся, –
Радонежская (до переименования – Свердлова).
— Какова специфика обучения сегодня?
— В отличие от дореволюционного образования, сегодняшнее ориентировано на узкоспециальный профиль. Мы берем абитуриентов только после окончания общеобразовательной школы. Есть дисциплины, которые преподают и профессора светских вузов. В первую очередь это философия, история Отечества, языки – латынь, древнегреческий, церковнославянский, современные иностранные языки. Большое внимание уделяем русскому языку. К сожалению, с каждым годом выпускники школ все хуже знают русский язык, пишут с ошибками, не всегда в письменной речи могут связно выразить свои мысли. Это общая проблема для всех вузов. Поэтому на первом-втором курсах студенты штудируют русский: люди, которые собираются стать священнослужителями, должны нести и учительскую функцию. Преподаем и информатику.
У нас работают лучшие педагоги города. Кафедру языкознания возглавляет доктор филологических наук, профессор Самарского университета Людмила Борисовна Карпенко: она знает не только старославянский, но и все славянские языки. Древнегреческий язык преподает доцент Самарского университета, кандидат филологических наук Людмила Ивановна Шевченко. Сейчас у нас уже появились и свои преподаватели, выпускники семинарии, те, кого воспитали вышеупомянутые профессора. Сегодня они преподают факультативные предметы, такие как библейский иврит – язык, на котором написан Ветхий Завет. В прошлом году мы посылали преподавателя библейского иврита на стажировку в Израиль. Еще одного преподавателя отправляли в Грецию – изучать древнегреческий, на котором написано Евангелие. Новогреческий язык, который присутствует в современной богословской литературе, факультативно преподается в нашей семинарии. Так что нынешняя профессура во многом не уступает тем, кто преподавал в семинарии в первые 60 лет ее существования.
— Можно ли назвать Самару центром богословских знаний?
— Перехваливать себя не хочется, но, пожалуй, да. Если говорить о том, какой путь прошла семинария с момента возрождения, радует, что сегодня в семинарии преподают люди, которые в ней учились. Потому что те, у кого учился я в 1997-2000 годах, были очень опытные в пастырском смысле слова люди, но все-таки учились они в советское время, когда было сложно получить знания: страна жила в стоянии железного занавеса, не было связи с зарубежной наукой. Мы имеем гораздо больше возможностей в плане доступности информации, и уровень сегодняшних преподавателей очень высок.
В сравнении с другими семинариями мы смотримся прилично. В некоторых не хуже с научной базой, с кадрами преподавателей, но у нас благодаря Владыке значительно лучше материальная база. Когда я учился, мы жили в кельях по 16 человек, сейчас семинаристы живут по два-четыре человека в комнате. Мы обладаем хорошей технической базой, у нас прекрасный профессорско-преподавательский состав – не только филологи, о которых я упомянул, но и богословы. Проректор по учебной работе протоиерей Олег Агапов недавно защитил докторскую диссертацию по богословию – таких преподавателей в стране вообще единицы. Как специалиста высокого уровня его активно привлекают к аккредитационной работе, от нашей семинарии он входит в число проверяющих другие духовные и светские учебные заведения России, где преподается теология. По этим позициям –
да, мы выделяемся. За первую половину 2018 года у нас прошла одна докторская и две кандидатские защиты – это высокий показатель.
— Кто ваши абитуриенты? Боретесь ли вы за них, как другие вузы?
— Ну, совсем сложа руки не сидим. Хотя понятно, что в нашей сфере ожидать постоянного увеличения притока не приходится. В тот год, когда я сюда поступал, желающих учиться в семинарии было раза в полтора больше. Некоторые потом поняли, что пришли не туда, и оставили семинарию. Причем это не значит, что у такого человека произошел кризис веры: веру он не потерял, может быть, даже укрепился в ней, учась в семинарии. Но произошло осознание того, что пастырское служение не для него, и это нормально. Гораздо хуже (а иногда это приводит к трагедии), когда человек уже начинает нести пастырскую службу и со временем понимает, что это не его призвание.
Сегодня выбор вуза происходит более осмысленно, к нам идут те, кто хочет получать богословские знания. В последние пять-семь лет цифра приема почти постоянна: 15-18 человек.
— Почему, на ваш взгляд, сегодня число желающих учиться в семинарии меньше, чем было в 1990-е годы?
— Думаю, в 1990-е годы после долгих лет запрета церковь воспринималась некой диковинкой, и потому поток прихожан был огромным. Для многих это было просто любопытство. Со временем, что закономерно, этот поток схлынул. Кроме того, одно из наших требований – в семинарию абитуриент должен прийти с рекомендацией священника. Мало иметь хорошие отметки в аттестате, потому что если у человека нет опыта пребывания в Церкви, то мы ему рекомендуем подождать с поступлением, походить в церковь.
Но есть среди абитуриентов и те, кто в храме практически вырос. Есть и потомственные священники. Я против того, чтобы дети священнослужителей шли в семинарию насильно – так мы получим еще одно поколение «революционеров». Но когда молодой человек осмысленно выбирает пастырский путь – это не может не радовать.
— Чем семинария отличается, например, от Поволжского православного института им. Святителя Алексия, который находится в Тольятти?
— Православный институт – это светский вуз. Он готовит специалистов по гуманитарным направлениям, в том числе там есть и богословское отделение. Но принципиальная разница с семинарией в том, что те, кто там учится, будут специалистами в области теологии, но никак не священниками, священников готовит только семинария.
— Можно ли нарисовать усредненный портрет сегодняшнего семинариста: сколько ему лет, из какой он социальной среды?..
— Нарисовать «портрет» невозможно. Это и дети из семей священнослужителей, и обычные выпускники школ – дети из семей педагогов, рабочих, служащих. Есть молодежь из сельской местности, что закономерно: мы готовим бакалавров, и священнику в сельском приходе этого образования вполне достаточно. А есть выпускники светских вузов с красными дипломами, выпускники престижных школ и гимназий, окончившие 11 классов с золотой медалью. Эти студенты после бакалавриата продолжают обучение в магистратуре, которая открылась в семинарии с 2013 года. Например, у нас работает старшим помощником инспектора Андрей Сергеевич Суслов. Он поступил когда-то в нашу семинарию, окончив с красным дипломом аэрокосмический университет, ведет у нас блок предметов, связанных с информатикой. У многих преподавателей первое образование – тоже светское. У меня вот тоже за плечами исторический факультет университета.
— Всем выпускникам семинарии хватает работы?
— Проблем с трудоустройством нет: храмов много, они практически в шаговой доступности и, что важно, во многих пока по одному священнику, а объем работы таков, что нужен второй, а иногда и третий священник. Причем речь не только о ведении служб, но и о работе в воскресных школах, в различных библейских кружках и лекториях для прихожан.
Яркий пример – храм Св. Татианы при Самарском университете: там каждый вечер какие-нибудь занятия, даже, не поверите, по китайскому и испанскому языкам. Центром социального служения в Самаре является храм в честь Трех Святителей на улице Стара Загора у «Колизея» – там есть специализированный детский сад «Жемчужинка», где матери могут оставить на полдня детей-инвалидов с ДЦП. Такого в России нет почти нигде, только у нас и в Марфо-Мариинской обители в Москве. Всеми этими видами служения (социальное, миссионерское, образовательное) и приходится заниматься современному пастырю.
— Какие цели были поставлены перед вами как перед и.о. ректора семинарии полгода назад, когда вас назначили на этот пост?
— Официального циркуляра с целями я не получал. Но могу сказать, как сам вижу свою миссию. В первую очередь в семинарию нужно привлекать молодых преподавателей, смотреть на перспективу, в буквальном смысле слова – на тех, кто сейчас еще учится. В этом меня поддерживает Владыка, он всегда был за то, чтобы взращивать собственные кадры, повышать научный потенциал профессорско-преподавательского состава. Мы, несомненно, будем продолжать программы по подготовке специалистов-мирян для работы в Церкви, которые недавно запустили. Это сейчас не менее необходимо, чем подготовка собственно пастырских кадров. Необходимо также поддерживать и развивать связи со светскими вузами.
Наша задача – не столько воцерковление человека. К нам приходят уже, как правило, достаточно укорененные в традиции молодые люди. Нам необходимо дать им должный уровень богословских знаний, которые помогут отвечать на непростые вопросы и вызовы современного мира, а также глубже понять самим и раскрывать своей пастве красоту Православия.
