Евгений Хохлов о своем пути в музыку и самарский театр
В Новый год полстраны пишет на листочках мечты и, сжигая, выпивает их с шампанским под бой курантов. Главный дирижер самарской Оперы Евгений Хохлов к подобным манипуляциям не прибегает. Но в судьбу верит. И верит в то, что если человек чего-то очень сильно желает, то непременно получает. Сама его жизнь – тому пример. Сын главного дирижера Русского оркестра им. В.В.Андреева Дмитрия Хохлова, он с юных лет привык доказывать окружающим, что ценен сам по себе, а не только как сын своего отца. И в самарском театре, после ухода главного дирижера Александра Анисимова, ему предстояло доказать, что может что-то сам, а не только под руководством мэтра.
О том, каким был его путь в музыку и на самарскую сцену, мы беседовали в преддверии григорианского Рождества, когда на Малой сцене театра с успехом выступили артисты Молодежной оперной программы – одного из начинаний Евгения Дмитриевича. И потому без предисловий начали с того, что удалось сделать за эти 1,5 года.
Светлана ИШИНА, Антон СЕНЬКО (фото)
Кадры решают все
В первую очередь, удалось организовать Молодежную оперную программу. Это было его идеей еще до назначения главным дирижером. Он убежден: театру нужен кадровый резерв, нужно искать молодые таланты, чтобы с ними работали дирижеры, концертмейстеры, солисты. До этого он приглашал на некоторые партии певцов из хора, так как не всегда хватало солистов. Организовать академию, «продвинуть» ее было непросто, но он это смог. Сейчас в спектаклях поют талантливые ребята, и.о. министра культуры Сергей Филиппов высоко оценил значимость этой программы. «Меня пригласили на эту должность, так как у меня был план и я точно знал, чего хочу, какой дорогой должен идти театр в плане репертуарной, гастрольной политики, менеджмента», – говорит Евгений, добавляя: гордится тем, что за 1,5 года уже что-то смог. Это «что-то» на самом деле столько, сколько иному руководителю не удалось бы за много лет. Он привел в театр мецената, пожертвовавшего крупную сумму на постановку мировой премьеры с такими постановщиками, как Вячеслав Окунев, Юрий Смекалов, Ирина Вторникова. Такой постановочной команде позавидовал бы любой театр…
Дешево и сердито
Когда его пригласили на должность главного дирижера, он составил «декларацию о намерениях». Одним из ее пунктов была постановка небольших спектаклей. Если в бюджете министерства культуры немного средств, рассуждает Евгений, и театр не может ставить два-три крупных оперных спектакля в год, это не значит, что нужно сидеть сложа руки. В силах театра ставить и небольшие оперные спектакли, чтобы была занята труппа, не останавливался процесс. Это не так дорого, как монументальные оперные полотна.
В течение театрального сезона он расставляет «маленькие маячки» и идет к ним. На сегодняшний день в репертуаре театра опера «Джанни Скикки» с интересным решением: Хохлов привлек молодых авангардных ребят – художника и режиссера, и театр стал своего рода лабораторией, платформой для экспериментов. Самарцы любят театры «Грань», «СамАрт», публике интересно что-то новое, и задача — это новое ей давать, создавать спектакли скромными средствами, но с большим вкусом и изобретательностью. Хохлов поставил два таких спектакля – «Богему» и «Джанни Скикки». Сразу возникает вопрос: а не приведет ли «изобретательность» к отходу от того, что замышлял композитор? Евгений уверен, что нет: в «Богеме» ему пришлось сделать такую редакцию, чтобы в сцене латинского квартала пел только детский хор. Но это было оправдано и режиссерски, и стилистически, спектакль удался. Теперь он в репертуаре, его можно показывать в любое время, музыканты его очень любят. А так – могли бы ждать финансирования многие годы.
Год театра – повод заявить о себе
2019-й в России объявлен Годом театра, и Хохлов как талантливый менеджер поставил задачу – максимально привлечь внимание к САТОБ. Тут недостаточно таких шоу, какие были в дни проведения мундиаля, нужно что-то особенное, еще более яркое, что бы сделало Самарскую губернию «звездочкой» на театральной карте страны. Когда думал об этом – пришла мысль о фестивале в формате Open-air. Конечно, мы не Европа, и выступление оперных певцов под звездным небом – не такой популярный формат, но подобные фестивали на открытом воздухе уже опробованы в Петербурге, и Евгений берет у родного города все лучшее: «Там это работает, я имел к этому отношение, знаю, как это делается. И очень надеюсь на поддержку губернатора Дмитрия Азарова – в Год театра региону обязательно нужен такой масштабный проект. Он станет брендом Самарской области, я уверен».
Это будут представления для широкой публики, в прайм-тайм, когда на улицах и набережной много людей. В течение одной недели пройдут два оперных спектакля и гала-концерт – с замечательными декорациями, хорошим оформлением. Площадка для фестиваля уже выбрана, смета составлена, вопрос в финансировании.
В Год театра самарский оперный удивит публику и традиционным весенним оперным фестивалем. Хохлов не разглашает всех тайн, обмолвился только, что в Самаре высадится звездный десант певцов.
Родом из детства
Расспрашивая Евгения Хохлова о его пути в самарский театр и вообще о его жизненном пути, я не могла не спросить его о семье. Ведь понятно же, такое «горение» и беззаветная любовь к музыке у него от отца. Оказалось, и от мамы. Она хоть не музыкант, врач, но музыку всегда любила и в ней разбиралась, в свое время закончила музыкальную школу (да и мог ли папа влюбиться в нее, если бы она не любила музыку?).
Дома у Хохловых был ни много ни мало – рояль. Отцу купили его еще в юности, когда он учился в Ленинградской консерватории. Возле него, занимавшего полкомнаты, и росли двое его сыновей. Хохловы жили в крохотной квартирке, мальчишки спали на двухъярусной кровати, рояль был всеобщим центром притяжения.
По воскресеньям, утром, всей семьей слушали пластинки («Их у отца с молодости было много, все стипендии он тратил на них», – поясняет Евгений). Бранденбургские концерты Баха, симфонии Брамса, Гендель… После прослушивания музыку обязательно обсуждали.
Это была «маленькая домашняя консерватория», а папа был ее ректором.
Евгений вспоминает, как в раннем детстве, когда едва-едва мог дотянуться до верхних полок книжного шкафа, доставал оттуда заветные корешки этих пластинок. И когда оставался дома один, бесконечно слушал самые любимые. Настолько любимые, что в конце концов их «заиграл» и сломал иголку на проигрывателе. Так же, как обычные дети по много раз смотрят один и тот же мультфильм или читают одну и ту же книжку, маленький Женя Хохлов мог слушать Третий концерт Рахманинова, «Историю солдата» Стравинского, кантату Прокофьева «Семеро их», «Оперу о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Банщикова, которую потом, кстати, ставил вместе с «Женитьбой» Мусоргского в театре «Санкт-Петербург Опера», где проработал пять лет до приглашения в Самару.
Так что огромный пласт музыки он знал еще задолго не то что до поступления в консерваторию, но даже до поступления в школу. Что сказать? Сын дирижера…
Трудный путь в консерваторию
Первый выход за пределы теплого родительского дома с целью демонстрации музыкальных способностей состоялся в шесть лет – Женю отдали в музыкальную школу. Папа не стал о нем «хлопотать», только наказал, когда экзаменаторы спросят про инструмент, попроситься на фортепиано. Но экзаменаторы спросили по-другому: куда хочешь, на скрипку или виолончель? Он растерялся и назвал скрипку.
Преподавательницу по скрипке он почти не помнит. Помнит, что она сразу стала давить на него и желание учиться пропало. К тому же подушечки пальцев стали лопаться и кровоточить при прикосновении к струне – авитаминоз…
Спустя год его привели к преподавателю фортепиано Марине Вильгельмовне Хван – она была строгим педагогом, но мягким человеком, и он с радостью «переквалифицировался» в пианисты.
Дома уроки специальности продолжались с папой. Он играл какой-нибудь этюд Шопена и спрашивал мальчишек: как вам, нравится? И только если дети говорили «да», начинали разучивать текст. Таким образом он подбирал им репертуар. Считал, что ребенка нельзя заставлять заниматься силой, что нужно обязательно пробудить интерес к музыкальному произведению и только тогда давать ему его учить.
Это давало потрясающий результат: полюбив какую-то музыку в папиных руках и захотев ее исполнять, они с братом с жаром приступали к занятиям и буквально считали дни, когда идти в музыкальную школу.
Закончилось все тем, что Женя влюбился в Большой зал филармонии, ходил туда многократно, благо его всегда проводила без билета старенькая гардеробщица Прасковья Ивановна, которая знала его отца еще в пору его юности – 60-70-е годы. Евгений проходил на любые репетиции и концерты, в том числе те, на которые вообще попасть было невозможно.
Подростковый бунт
Не то что бы бунт, но что-то подобное произошло в старших классах школы. Вернее, гимназии, где учился Хохлов (а когда-то учился другой Евгений – Мравинский). Парня вдруг накрыли сомнения: а нужно ли ему заниматься музыкой профессионально? Получается, раз сын дирижера – то дорога в консерваторию? А он очень любил историю, у гимназии были партнерские отношения с пединститутом им. Герцена – чтобы поступить туда, достаточно было успешно сдать лишь два экзамена. И он сдал, успешно. Поступил на истфак!
Первые месяцы жил в эйфории: нравилось все! А потом вдруг как-то затосковал без музыки: музыкальной школы уже не было, он по-прежнему пропадал в филармонии и Мариинском театре, но отчаялся, что сделал ошибку в выборе профессии, что «мосты сожжены».
«В какой-то момент мне стало по-настоящему страшно: я понял, что сломал себе жизнь, и честно сказал об этом папе. Он никогда не навязывал нам с братом своего мнения, считал, что все решения мы должны принимать сами. И не стал как-то увещевать меня, сказал, что надо сходить в школу-десятилетку при консерватории, попроситься на прослушивание к Тамаре Шалвовне Поддубной».
…Он сыграл ей свою фортепианную программу и побрел домой, не особенно веря, что что-то из этого получится. А она в это время уже звонила его отцу и говорила о том, что как можно было допустить, чтобы ребенок пошел не в консерваторию…
Она преподавала специальное фортепиано на музфаке в том же институте Герцена, где учился Женя. И он поступил к ней в класс, на вечернее отделение. Параллельно стал ездить в консерваторию на уроки Елизаветы Петровны Кудрявцевой – легендарного педагога, у которой когда-то учился его отец. И не только он – многие замечательные дирижеры, в том числе Александр Анисимов, который позже пригласил Евгения к себе в Минск по рекомендации Кудрявцевой.
«После одного из ее уроков я, помню, вышел из консерватории просветленным, потому что точно знал, чего хочу – заниматься дирижированием».
Дирижерско-хоровой факультет, куда перевелся из Герцена, он закончил за четыре года вместо пяти, с красным дипломом. И поступил на факультет оперно-симфонического дирижирования в класс к своему отцу. В этот же период времени начались его поездки к Александру Анисимову – он совмещал учебу в консерватории с работой ассистентом дирижера Минской филармонии. Много времени проводил в оперном театре Минска – в ту пору дирижером там был любимый куйбышевцами Геннадий Проваторов. И вдобавок пел в хоре Мариинского театра – «Пиковой даме», «Мазепе» – успевал все.
Театральный дирижер
А дальше его заприметил Юрий Александров, пригласил в свой театр «Санкт-Петербург Опера». Евгений держал конкурс на общих основаниях. В тот вечер, когда предстояло дирижировать «Сестру Анжелику» и «Джанни Скикки», Александров признался ему, что не любит брать на работу детей своих друзей: отказать неловко, а потом согласишься и мучаешься. Но уже в антракте обнял Хохлова со словами: «Ты театральный дирижер, мы тебя берем!» И второе отделение Женя дирижировал, зная, что уже работает в этом театре.
Пять лет, которые он проработал у Александрова, по его признанию, были счастливейшими годами его жизни. Юрий Исаакович – интересный режиссер, самобытная личность. Евгений работал с утроенной энергией, помня про «детей друзей».
А вот тому, что Хохлов восемь лет назад приехал в Самару, мы обязаны… австрийскому городу Зальцбургу!
Побывав в нем на Летней академии у профессора Гюльке, Евгений нелегально проник на знаменитый Зальцбургский фестиваль, куда приехал великий дирижер Риккардо Мути. На его репетицию молодого дирижера из России провели через черный ход (Хохлов – полиглот, смог объяснить, что для него это вопрос жизни). Сидел тише воды ниже травы, лишь бы не заметили. Его поразил не только Мути, но и размах сцены, огромный оркестр, огромный хор… Ему всегда был интересен балет, а в театре «Санкт-Петербург Опера» возможности ставить балеты не было. Он чувствовал, что лишен огромного пласта музыки, которую очень любит, но ничего поделать не мог. Дирижировал сюиту из «Ромео и Джульетты», сюиту из «Золушки», но это было в рамках симфонических концертов, а хотелось настоящего балетного спектакля.
Он возвращался из Зальцбурга на поезде, и под стук колес вдруг пришла мысль, что он должен работать в каком-то крупном театре, где был бы большой репертуар, большая сцена, оркестровая яма. Все время, пока был в пути, думал о том, что позови его сейчас кто угодно и куда угодно, где есть полноценный театр, и он согласится. Город был не важен, важна была возможность дирижировать в большом театре. И таким театром оказался самарский оперный.
Судьбоносный звонок
Его пригласил сюда Александр Анисимов, в это время он уже работал в театре главным дирижером и ему нужен был помощник. Он позвонил Хохлову со словами: «Женя, вы не хотите поменять прописку? Предлагаю вам вместо театра на 200 мест театр на 1000 мест».
Эта была очередная «вспышка везения» – работать с мэтром и где – в крупнейшем театре страны! Проблема была одна – морально-этическая: оставить «Санкт-Петербург Оперу» было непросто. Александров его ценил, не хотел отпускать и даже спросил под конец: «У тебя там что, женщина?» «У меня там балет», – ответил Женя.
Судьба свела их уже на самарской сцене — на постановках «Тоски», «Аиды». Юрий Исаакович всегда его поддерживал, говорил, что в Самаре он вырос как дирижер. Он и сам это чувствовал.
«У этого театра богатейшая история и традиции, здесь люди, которые эти традиции создавали – Зураб Базоркин, Валерий Бондарев, Василий Святкин, дирижеры, режиссеры… Я сразу погрузился в атмосферу профессионализма, серьезных амбиций, на моих глазах формировался новый интересный репертуар», – говорит Хохлов.
Параллельно складывались его отношения с Самарской филармонией, с камерным оркестром «Волга Филармоник» он проехал полгубернии.
Новая эра
Те шесть лет, пока Хохлов был в театре очередным дирижером, он многому научился у Александра Анисимова. Тот доверял ему репетиции своих спектаклей – Евгений работал с оркестром в его отсутствие, а затем приезжал Анисимов, доводил спектакль до блеска и выпускал премьеру. Еще учась в консерватории, он восхищался мастерством маэстро Анисимова: видел его на спектаклях в Мариинке, слушал его «Колокола» Рахманинова, «Аиду», многое другое. Так что сотрудничество, зародившееся в Минске, плодотворно продолжилось в Самаре.
В 2017 году Александр Анисимов покинул пост главного дирижера, и Евгений Хохлов, после мучительных раздумий, принял предложение занять его кресло – несмотря на то, что морально это было трудно. Но сразу «утонул» в работе.
Лето в Орвьето
В 2016 году Евгений Хохлов получил первую премию и спецприз на 7-м международном конкурсе оперных дирижеров им. Манчинелли в Италии. Это был его второй конкурс – на первом, в 2014 году, он не стал лауреатом, тем не менее ему дали продирижировать вторую премьеру «Трубадура» – спектакля, который был заявлен на конкурс. Это было большое признание, он видел, чувствовал, что понравился, но по какой-то причине ему дали лишь диплом. И решил, что надо ехать и добиваться победы.
Приехав во второй раз, встретил там 10 знакомых дирижеров из России! А всего участников было 250. Но на этот раз произошло чудо. Была заявлена «Богема» Пуччини, он продирижировал ее и получил I премию и право участвовать в постановке спектакля и дирижировать премьеру – это был главный приз конкурса.
Постановочный процесс длился две недели после конкурса – это была прекрасная пора, он был счастлив. В это же время в центральной Италии произошло страшное землетрясение. Соседний город Аматриче, в 70 км от Орвьето, где проходил конкурс, был почти полностью разрушен. Гостиницу, где жил Евгений, ночью потряхивало, но он так много работал, что спал как убитый – пока его не разбудил звонок встревоженного выпуском новостей брата: ты что на телефон не отвечаешь? Так что его премьера была омрачена этим фактом, но тем не менее прошла успешно.
Через два месяца после «Богемы» он дебютировал в Германии — дирижировал оперу Доницетти «Любовный напиток». Так что в Самаре к моменту назначения главным дирижером на него уже смотрели как на человека, достигшего успеха в Европе.
«По времени это совпало с уходом Александра Анисимова, и когда я принял предложение стать главным дирижером, я понимал, что в театре мне предстоит доказать, что я что-то могу сам, а не только под руководством мэтра. Я всегда исхожу из того, что работать надо там, где можешь больше отдать. А если при этом ты еще совпадаешь с людьми, с которыми работаешь – то это просто счастье».
С коллективом он совпал. Но он никогда и не был в тени, в театре его знали. Он сразу занял независимую позицию, у него были свои постановки, свой контакт с труппой, все знали, сколько энергии и сил он тратит, как увлеченно работает.
Жизнь в режиме non-stop
Сегодня его приглашают в Европу, он продолжает сотрудничать с минским и петербургскими оркестрами, часто стоит за пультом родного Андреевского оркестра, на глазах которого вырос в большого дирижера. Но главным делом жизни считает самарский театр.
…В конце беседы я не удержалась, спросила, не возникает ли у него при такой колоссальной нагрузке желание взять тайм-аут, отдохнуть от работы, от музыки?
«Ни в коем разе! – ответил он. – У меня перед глазами пример отца: он 35 лет возглавляет оркестр и каждый концерт, каждую репетицию работает с полной отдачей. Это возможно, только если беззаветно любишь музыку, служишь ей. Без этого в нашей профессии делать нечего».
Евгений Хохлов, главный дирижер САТОБ:
– Всю проблематику театра, его болевые точки я знаю изнутри, потому что до того, как стать главным дирижером, проработал здесь шесть лет. Для артистов главное – не награды, не звания, не даже деньги, а работа. То, чему они учились всю жизнь и ради чего, быть может, поступились чем-то значимым, потому что без музыки не мыслят себя. И моя задача – дать им возможность реализовать себя. Даже при отсутствии финансирования, гастролей, при скромных возможностях репертуара они должны быть востребованы.