Телевидение нужно, чтобы информировать и развлекать людей. А сцена – чтобы думать
Союз театральных деятелей Самарской области существует уже более ста лет. Кого объединяет эта организация, насколько востребовано сегодня театральное искусство и действительно ли в России театр больше, чем просто место проведения досуга, «Первому» рассказал заслуженный артист РФ Владимир Гальченко, 15 лет возглавляющий самарское отделение Союза театральных деятелей России.
Светлана ИШИНА, Олег ДОЛГОВ
— Переживает ли сегодня Самара театральный бум, как его переживают столицы? Изменилась ли за последние десятилетия публика?
— Театр – тонкая материя. Все зависит от конкретного театра и спектакля. Но я знаю точно, что наша публика ходит в театр не за развлечением. Это касается и старшего поколения театралов, и молодых зрителей. Мы генетически испытываем трепет, когда идем в театр. Может быть, это наш менталитет, может быть, просто русский театр так сложился. Сказать, что сегодня самарские театры переживают второе рождение, я не могу. Но существенные изменения в театральной жизни происходят.
— Вы имеете в виду проект «Волжские театральные сезоны»?
— Да, этот фестиваль, созданный совместно с правительством Самарской области, и второй, задуманный еще с Дмитрием Азаровым, когда он был мэром Самары, фестиваль муниципальных театров «Волга театральная». «Волжские театральные сезоны» – самый большой и всероссийский фестиваль Самарской области, он собирает лучшие спектакли страны, представляющие все жанры театрального искусства. Он не имеет аналогов в России. Мы много лет проводим губернский конкурс «Самарская театральная муза»: по всей области ездит жюри, состоящее из членов СТД, смотрит спектакли и называет лучшие в разных номинациях. Наконец, три года назад в Самаре был открыт муниципальный молодежный театр «Мастерская».
— Как это произошло?
— Наши соседи – города-миллионники – давно обогнали Самару: в Свердловской области 35 театров, в Екатеринбурге, городе с такой же численностью населения, как Самара, – 24 театра. А у нас на всю область 14 театров. А родился 15-й Молодежный театр из талантливых выпускников театрального факультета Самарского института культуры. Когда формируется курс, то это уже театр, труппа. Если курс набран удачно, а затем удачно обучен, то, считай, есть все, что нужно для старта театра. Когда такое происходит, важно его сохранить, не дать ему распасться, что мы и попытались сделать. Так были созданы в Москве «Таганка», «Современник», театр Петра Фоменко. И так открыли театр в провинции – мы первые. Студенты знали, что театр будет открыт «под них», и подготовили не два-три-пять дипломных спектаклей, как это бывает обычно, а 13 – именно эти спектакли легли в репертуар будущего театра.
— Где находится театр «Мастерская»?
— Сейчас труппа пока «на колесах», играют на разных площадках, в том числе в Доме актера. Но уже известно, что театр обретет свою сцену в бывшем кинотеатре «Россия» на улице Чернореченской. Уже готов проект реконструкции, здание будет оформлено в стиле хайтек. По нацпроекту «Культура» реконструкция пройдет в кратчайшие сроки – в 2024 году театр должен справить новоселье.
— 2020 год по необходимости перенес театральное действо в телевизор. Можно ли назвать телеспектакль отдельным видом искусства?
— Может быть, и можно, но, по мне, это все равно что, простите, нюхать цветы в противогазе. Вся прелесть театрального спектакля – в живом общении со зрителем. В той энергетической «дуге», которая идет со сцены в зал и немедленно возвращается на сцену. Слава Богу, ограничения закончились, зрители вернулись в театр. Телевидение нужно в большей степени, чтобы информировать людей, развлекать их. А театр нужен, чтобы побуждать думать.
В русском театре сейчас идет смена поколений. Уходят великие артисты, и парадокс в том, что нашему русскому театру 250 лет, и самый сильный его период – советский. Мэтры уходят, а заменить их некем. Даже в московских театрах проблема – найти руководителя. Режиссеров выпускают два вуза – ГИТИС в Москве и Академия театрального искусства Петербурга. И, прошу прощения за лексику, выпускают их пачками. А проблема кадров все равно не решается. Если раньше было престижно взять руководство театром и сделать его «своим», то сейчас режиссеры хотят ездить по стране, ставить спектакли, получать деньги и не отвечать ни за что – ни за рост труппы, ни за театр «со своим лицом». Это проблема.
— В чем главная миссия регионального отделения СТД? Может быть, смысл вашей организации сегодня утрачен?
— Ни в коем случае! Численность союза – тому пример: за последние пять лет
у нас в регионе рекордное количество вступивших в СТД – 85 человек. Молодежи с нами интересно. Сто лет назад функции организации были в большей степени социальными – материальная поддержка актеров. Ведь ВТО – преемник «Общества взаимного вспоможения русских артистов» (1877-1883), «Общества для пособия нуждающимся сценическим деятелям» (1883-1894), Императорского русского театрального общества (1919-1933), Всероссийского театрального общества (1933-1986) и со дня своего создания служит идее развития театрального искусства, оказания помощи деятелям российской сцены – так записано в уставе организации. Но уже давно нет необходимости предоставлять артисту раз в день тарелку супа, чтобы он не умер от голода, так что решаем мы преимущественно творческие, а не социальные задачи. Хотя, безусловно, помогаем и ветеранам сцены, и сотрудникам театров.
— Что же привлекает в ваш союз молодежь?
— В «большом союзе», как мы его называем, Союзе театральных деятелей РФ созданы и работают творческие лаборатории для повышения квалификации актеров, режиссеров, художников, конструкторов театра кукол и т.д. В прошлом году стартовала программа «Театральное ПТУ», рассчитанная на подготовку технических работников театров, тех, кого зрители не видят, но без кого спектаклей не бывает. Эти обучающие программы востребованы молодежью. Мы стараемся, чтобы во всех лабораториях, которые работают как общероссийские площадки, были артисты, режиссеры, представители других театральных специальностей Самарской области.
В СТД есть международная театральная школа – молодежная. Каждый год в июне ее организуют в Звенигороде. С молодыми профессионалами работают педагоги лучших театральных вузов, и это большое счастье – попасть в такую лабораторию. Я думаю, многих молодых людей, которые вступили в Союз в последние годы, привлекла именно эта возможность – обучаться в творческих лабораториях.
— Может ли СТД зарабатывать деньги?
— К сожалению, нет. Наше отделение живет на субсидии от «большого» российского союза и из бюджета области, но это деньги, которые нельзя потратить, например, на оплату коммунальных услуг – только на творческие проекты, фестивали. До 2009 года из областного бюджета нам выделяли средства на содержание здания Дома актера на Вилоновской. Оно находится в собственности СТД, и поэтому поддержка со стороны области стала невозможной. Мы вынуждены были сдать часть здания под ресторан Pilsner. Вырученными деньгами оплачиваем коммунальные услуги.
— Возможно ли партнерство театра, бизнеса и власти?
— Театра и власти – да. Театра и бизнеса – нет. Саввы Морозовы в России, к сожалению, пока не родились, ни один из наших театров не может похвастать, что ему финансово помогают местные бизнесмены. Увы! И сколько бы глава государства ни говорил о необходимости развития меценатства, но пока законодательно не уменьшат налоги тем, кто помогает учреждениям искусства, бюджетной сфере, ничего не изменится.
— Может ли Дом актера стать объектом притяжения для зрителей?
— Он и есть такой сейчас! Мы завершили долгий и трудозатратный ремонт помещений, на который понадобилось 15 лет. Сейчас это наша гордость. Дом актера всегда полон людей, сюда можно в любое время прийти и погрузиться в его атмосферу. У нас хорошая театральная библиотека с фондом 30 тысяч книг. Два зала, театральное кафе. Конечно, это точка притяжения, а как иначе?
— Состоится ли долгожданная реконструкция Самарского академического театра драмы?
— Одному Богу известно. А между прочим, это памятник архитектуры федерального значения, один из символов Самары. Еще Петр Львович Монастырский говорил, что здание разрушается. Последняя реконструкция театра была в 1967 году, и техническое оснащение у нас соответствующее. На сцене нет ни плунжеров, ничего, что говорило бы о том, что мы живем в ХХI веке. Вы можете себе представить, что в старейшем, прославленном, имеющем шесть государственных премий, государственном театре России нет своего репетиционного зала? Да, мы репетируем в зрительском фойе – днем, пока нет публики, и монтировщики вынуждены вносить и выносить из фойе реквизит для репетиций!.. А холм, на котором стоит театр, насыпной, не природный, и он ползет. Со стороны улицы Фрунзе мы подбиваем колышками наши шестиметровые декорации, потому что они начинают ползти вместе со зданием.
В разные годы были представлены разные проекты реконструкции, но ни один из них не утвердили. Неизвестно также, куда на время ремонта может быть переведена труппа. Маленькие залы нам не подходят, а в больших нас самих будет не видно. У нас особое искусство – мы работаем «ресничками». Нельзя, чтобы на галерке человек видел лишь очертания артиста: вот человек в брюках – мужчина, а в юбке – женщина. Зритель должен уловить мимику актера, движение глаз, ресниц… Это особенность драматического театра, и мы ею очень дорожим. А иначе той «дуги» не будет.